Слепой с пистолетом [Кассеты Андерсона. Слепой с пистолетом. Друзья Эдди Койла] - Лоренс Сандерс

— И как это я не догадался, что нельзя доверяться легавому! — съязвил Эдди Койл. — Что же это меня мама в детстве не предупредила!

— Всем надо слушаться своих мам, — невозмутимо подвел итог Фоли, — Если захочешь поговорить, ты знаешь, как меня найти.

Глава двадцать вторая

Капрал полиции штата Массачусетс Варденэ завтракал в два часа дня в кафе авиакомпании «Истерн эрлайнз» в бостонском аэропорту «Логан». Перед ним лежала газета «Рекорд». Он читал заметку, озаглавленную: «ВТОРОЙ БАНКИР УМЕР ОТ РАН ПОСЛЕ НАЛЕТА В ВЕСТ-МАРШАЛЛ ФИЛДЕ». В ней говорилось, что управляющий банком Гарольд У. Бэррелл умер три дня спустя после того, как он получил удар по черепу пистолетом во время ограбления банка, когда было похищено шестьдесят восемь тысяч долларов. В статье также упоминалось, что Роберт Л. Биггерс был застрелен в здании банка.

Ванда Эммет в униформе стюардессы авиакомпании «Нортист» села на табурет за стойкой бара рядом с капралом Варденэ.

— Ты здороваешься со старыми друзьями после того, как тебя повысили, Роже? — спросила она.

— А, Ванда, — обернулся Варденэ, — Как делишки?

— Неплохо, — ответила Ванда, — Ничего хорошего, но и плохого ничего.

— Улетаешь? Или прилетела? — спросил Варденэ.

— Только с самолета. Я теперь на чартере в Майами. Вчера туда, сегодня обратно.

— И как маршрут?

— Да, знаешь, в это время года какой уж бизнес! Сейчас мне нравится, но я с ужасом думаю, каково оно будет через месяц, когда набьется полный салон пассажиров — детишки орут, бабы вечно чего-то требуют. Я расстраиваюсь от одной мысли об этом не меньше, чем когда их вижу в самолете, представляешь!

— А здесь что ты делаешь?

— У меня машина на служебной стоянке. Вчера я приехала сюда очень поздно, перед самым вылетом, и парковка перед аэровокзалом была забита. Вот я и оставила машину на служебной стоянке.

— Я и не знал, что ты сама водишь, — сказал Варденэ. — А не проще ли взять такси?

— Ох, да я уж давно не живу на Бикон-стрит, — сказала она, — Я же переехала.

— Это еще почему?

— Появился заманчивый вариант. По крайней мере, мне тогда так казалось. Мне осточертела Сюзи и ее вечные бигуди, а потом вдруг подвернулся этот вариант — и я переехала.

— И где же ты теперь обитаешь?

— Ты не поверишь! Аж в Орандже. Я живу в Орандже.

— Господи, — воскликнул Варденэ, — Это же у черта на рогах. Сколько это отсюда — часа три езды?

— Два, — уточнила она, — Я надеялась, что там хорошее место для лыж и вообще. Но потом выяснилось: все зря.

— У тебя там квартира?

— Трейлер. Я живу в трейлере.

— И как оно в трейлере? — спросил он. — Я и сам подумываю об этом. Знаешь, получил я вчера свой налоговый счет и думаю: а может, найти себе что-нибудь в этом роде. Как там жизнь-то, ничего?

— Тебе это бы не подошло, — сказал она. — У тебя сколько — двое ребятишек? Твоя жена бы не выдержала. То есть я хочу сказать, мы там живем вдвоем, и меня часто не бывает дома, но все равно, теснотища и вообще куча неудобств. Нет, ты бы тоже не выдержал. Там и мебель поставить некуда, представляешь? И вечно у всех на виду. Никуда не приткнешься. Нет, тебе бы это не подошло.

— Пожалуй, — согласился Варденэ. — Но я тебе скажу: Боже ты мой, посмотришь на этот проклятый счет — плакать хочется. Я уже начинаю думать: черт побери, да у меня уходит два или три доллара в день просто на то, что я живу в этом городе.

— Слушай, Роже, мы еще друзья или как? — перебила его Ванда.

— А то как же! — ответил полицейский.

— Ну, тогда слушай, — сказала она, — Почему я спрашиваю — если бы я тебе кое-что рассказала, как другу и вообще, ты бы мог не упоминать мое имя, ну, понимаешь?

— Конечно! Я бы, по крайней мере, попытался.

— Э-э! Попытки недостаточно. Ты ни в коем случае не должен упоминать мое имя. Иначе я тебе ничего не скажу.

— О’кей! — сказал он. — Не будет твоего имени.

Ванда открыла сумку и вытащила из нее зеленую сберегательную книжку. На обложке было написано: «Первый федеральный сберегательный и заемный банк Флориды».

— Видал? — спросила она.

— Ну и что?

— Я вчера открыла счет — положила деньги на депозит. Пятьсот долларов.

— Ну И что?

Ванда снова открыла сумку и выудила из нее целую пачку красных, голубых, коричневых и зеленых сберегательных книжек.

— Это то же самое. Я открыла все эти счета вчера.

— И все во флоридских банках?

— Все во флоридских банках. А две недели назад у меня был льготный рейс, мы летали в Нассау. И там я тоже открыла несколько банковских счетов. И еще я открыла счета в Орандже.

— И сколько же всего? — спросил Варденэ.

— Думаю, теперь их около тридцати пяти. А может, и сорок.

— И сколько же на них денег?

— Ну, так сразу я бы сказала — тысяч сорок пять. Может, больше, может, меньше, но в принципе что-то около того.

— Но это же колоссальная сумма для простой служащей! — удивился Варденэ.

— Это уж точно! Но самое забавное то, что все деньги, которые я клала на счет, были наличные. Все. Только пятидесятки и помельче.

— Ну, теперь я вижу, что не тем занимаюсь в жизни, — сказал Варденэ. — Когда в последний раз я видел сберкнижку со своим именем, там что-то говорилось о закладной. Я до сих пор не верил, что есть люди, которые могут себе позволить откладывать лишние деньги. Я-то думал, что деньги нужны для того, чтобы их тратить.

— Я же не сказала, что все эти книжки выписаны на мое имя, — возразила Ванда.

— А на чье? Ты думаешь, я знаю этого человека?

— Тут не один человек, — объяснила Ванда. — Но вряд ли ты знаешь их всех. Понимаешь, я-то знаю, кто открыл эти счета, но думаю, что всех тех, на кого выписаны книжки, вообще не существует в природе. Я думаю, все они — это он.

— Должно быть, очень богатенький господин.

— Но только очень хорошо это скрывает. Уж от меня-то, во всяком случае, скрывает особенно тщательно.

— У него умер богатый дядюшка и оставил большое наследство?

— Три богатых дядюшки. И все они умерли в этом месяце.

— Это занятно, — сказал Варденэ.

— Совсем нет. Насколько я понимаю, у него есть еще один и прекрасно себя чувствует.

— Они что, все занимались банковским бизнесом? — спросил Варденэ.

— Он мне про них не рассказывал. Все, что я знаю, это то, что он очень рано уходит и возвращается после обеда с горящими глазами. Потом он заглатывает восемь или девять порций виски и бросается читать газеты и смотреть телевизор. К ужину у него разыгрывается страшная мигрень, так что он не в состоянии сесть за руль, и мне приходится отправляться в киоск за газетами. Ах да, еще у него есть несколько здоровенных восьмиволновых приемников, которые принимают и короткие, и средние, и УКВ, и переговоры пилотов, а еще один есть — так тот настроен на частоту полицейских переговорников. Да-да, именно полицейских. И когда он ходит навещать кого-нибудь из своих дядьев, он всегда берет с собой его в машину, а когда возвращается и приносит приемник обратно, то слушает его всю ночь. Но так бывает, только когда один из его дядьев вдруг прихворнет, и он уезжает его навестить.

— А с ним кто-нибудь общается? — спросил Варденэ.

— Этого я не знаю. Иногда заходит к нему какой-то тип, они о чем-то говорят. Этот парень оставляет ему большой картонный пакет, ужасно тяжелый, словно там какие-то железки. Так однажды было. Как раз перед тем, как умер его дядя. Он ужасно становится нервный, когда ему кажется, что очередной дядя скоро заболеет. У нас же в трейлере нет телефона. И когда ему кажется, что дядя заболел, он ненадолго отлучается — позвонить.

— Узнать, как здоровье, — вставил Варденэ.

— Наверно! А потом через несколько дней он дает мне конверты с деньгами, простые белые конверты, и просит отнести эти деньги в банк и открыть счета на фамилии, которые он, по-моему, с ходу придумывает, и мне приходится все свободное время, пока я во Флориде, бегать по банкам и открывать счета.

— И как ты думаешь, когда окочурится тот, что сейчас хворает? — спросил Варденэ.

— Трудно сказать, один умер вот только позавчера. И что странно — они все никак не могут умереть одновременно. Они умирают где-то с перерывом в одну неделю, а заболевают почему-то всегда рано утром. И ему приходится навещать их. Я бы не удивилась, если бы тот, что еще жив, дал дуба на будущей неделе. И если бы я была этим дядей, то не стала бы строить далеко идущих планов, скажем, после вторника.

— А не знаешь ли ты, случаем, где живет тот, который еще жив? — спросил Варденэ.

— Я тебе вот что скажу. Позавчера я была дома, и пришел к нему парень, которого он называет Артур. Но я тогда была в ванной, и он пошел сам открывать, а обычно открываю я. Он, похоже, считает, раз я стюардесса, то мне и положено двери открывать, пальто принимать да выпивку подносить его друзьям. Ну, в общем, он в тот день совсем был не в духе. Ко всему придирался, всем был недоволен, словно забыл, сколько я для него делаю, что все свое свободное время бегаю для него по флоридским банкам счета открывать. Он даже раза два отвесил мне, потому что я что-то сказала ему поперек. Короче, я была в ванной, причесывалась, когда он впустил этого Артура, и я не могла всего слышать, о чем они там беседовали, но только Артур тоже был страшно не в духе. Словом, совещаются они там о чем-то тихо-тихо, бу-бу-бу да бу-бу-бу, и вот Артур и говорит: «Ну и что, теперь все сорвется в Линне?» А мой дружок ему отвечает: «Нет, ничего не сорвется в Линне, и самое главное теперь — только смотреть, как бы Фритци опять с катушек не слетел. И все. Надо на этот раз отправить его к Уэйлену, а в банке оставить Донни, потому что никто еще ничего не допер и можно закончить начатое». А потом он и говорит, дружок-то мой: «И не ори ты так, понял? Она же здесь. Ты что, не знаешь, что бабе нельзя доверять!»